Придуманные сказки про птиц. «Сообразительный воробей» — интересная сказка для детей Сообразительный воробей

У воробьев совсем так же, как у людей: взрослые воробьи и воробьихи - пичужки скучные и обо всем говорят, как в книжках написано, а молодежь - живет своим умом.
Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в теплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он еще не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать - что такое божий мир и годится ли он для него?
- Что, что? - спрашивала его воробьиха-мама.
Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:
- Чересчур черна, чересчур!
Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:
- Чив ли я? Мама-воробьиха одобряла его:
- Чив, чив!
А Пудик глотал букашек и думал:
"Чем чванятся - червяка с ножками дали - чудо!"
И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.
- Чадо, чадо, - беспокоилась мать, - смотри - чебурахнешься!
- Чем, чем? - спрашивал Пудик.
- Да не чем, а упадешь на землю, кошка - чик! и слопает! - объяснял отец, улетая на охоту.
Так всё и шло, а крылья расти не торопились.
Подул однажды ветер - Пудик спрашивает:
- Что, что?
- Ветер дунет на тебя - чирик! и сбросит на землю - кошке! - объяснила мать.
Это не понравилось Пудику, он и сказал:
- А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет...
Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил - он любил объяснять всё по-своему.
Идет мимо бани мужик, машет руками.
- Чисто крылья ему оборвала кошка, - сказал Пудик,- одни косточки остались!
- Это человек, они все бескрылые! - сказала воробьиха.
- Почему?
- У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу?
- Зачем?
- Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек...
- Чушь! - сказал Пудик. - Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на земле хуже, чем в воздухе!.. Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали.
Пудик не верил маме; он еще не знал, что если маме не верить, это плохо кончится.
Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения:

Эх, бескрылый человек,
У тебя две ножки,
Хоть и очень ты велик,
Едят тебя мошки!
А я маленький совсем,
Зато сам мошек ем.

Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка - рыжая, зеленые глаза - тут как тут.
Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает:
- Честь имею, имею честь...
А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у нее дыбом встали - страшная, храбрая, клюв раскрыла - в глаз кошке целит.
- Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети...
Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями - раз, раз и - на окне!
Тут и мама подлетела - без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним, клюнула его в затылок и говорит:
- Что, что?
- Ну что ж! - сказал Пудик. - Всему сразу не научишься!
А кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихины перья, смотрит на них - рыжая, зеленые глаза - и сожалительно мяукает:
- Мяа-аконький такой воробушек, словно мы-ышка... мя-увы...
И всё кончилось благополучно, если забыть о том, что мама осталась без хвоста...

Жил да был один воробей. И была у него в лапке заноза. Он летал туда и сюда, перелетал с места на место, наконец, высмотрел одну старушку. А старушка та собирала дрова для печи, – хотела развести огонь и испечь свежий хлеб.

Бабушка, бабушка! – позвал её воробей. – Вынь занозу из моей лапки, а потом занимайся своими делами. Я хоть смогу поклевать спокойно что-нибудь, а то так и с голоду умереть можно.
Старушка вынула занозу из воробьиной лапки, а потом вернулась к своим делам.

Воробей же, тем временем, попрыгал-попрыгал вокруг, а потом вернулся к старушке и стал требовать свою занозу обратно.
- Я бросила её в печной огонь, – ответила старушка.
Воробей начал требовать:
- Или отдавай обратно мне мою занозу, или я заберу твой хлеб.

Отдала старушка воробью свой хлеб, тот и улетел прочь. Летел-летел воробей дальше и повстречался ему пастух, который обедал одним молоком, без хлеба.
- Пастух, а, пастух! – позвал его воробей. – Что это у тебя на обед одно молоко, а хлеба нет? Вот, возьми мой. Покроши его в молоко и ешь себе на здоровье. А я хоть спокойно поклюю что-нибудь, а то так и с голоду умереть можно. Воробей попрыгал-попрыгал вокруг, а потом вернулся к пастуху и стал требовать свой хлеб обратно.
- Я уже съел его, - ответил пастух.
- Ну, раз так, то отдавай мне взамен хлеба ягнёнка!
Пастух отдал ягнёнка воробью, тот и улетел.

Летел-летел воробей дальше и повстречались ему люди, собравшиеся праздновать свадьбу. Вот только мяса на столах у них совсем не было.
- Не беспокойтесь, - говорит им воробей. – Берите моего ягнёнка, зарежьте его и приготовьте что-нибудь вкусное для праздника. А я пойду, поклюю немного, а то так и с голоду умереть можно.
Попрыгал-попрыгал воробей туда-сюда, а затем вернулся и стал требовать ягнёнка обратно.
- Так мы его уже съели, - ответили люди. – Как же мы его тебе вернём?
- Или возвращайте моего ягнёнка, - прикрикнул на них воробей, - или я забираю вашу невесту.
Схватил он невесту и улетел прочь.

Летел-летел воробей, смотрит: идёт по дороге менестрель, - бродячий музыкант, народный любимец.
- Менестрель, а, менестрель, - позвал его воробей. – Возьми себе невесту, а я хоть пойду, поклюю что-нибудь, а то так с голоду умереть можно.
Попрыгал-попрыгал воробей туда-сюда, а затем вернулся и стал требовать невесту обратно.
- А невеста ушла домой, к своему возлюбленному, - ответил менестрель.
- Или возвращай невесту, или отдавай свой саз, - потребовал воробей.

Менестрель отдал воробью саз. Тот повесил его себе на плечо и улетел. Выбрал воробей местечко поудобнее, да по пригляднее, уселся там на ветке дерева, достал саз и давай играть и напевать:
Чарк-чварк! Чирк-чвырк!
Я обменял занозу на хлеб,
А хлеб я поменял на ягнёнка.
Ягнёнка я отдал за невесту,
А невесту уступил за саз.
У меня теперь есть саз,
А я теперь – сладкоголосый менестрель!
Чарк-чварк! Чирк-Чвырк!

Но это мини сказка - ни совсем про воробья

Жила-была девочка Аня. Вроде бы обычная девочка, но только очень любила она задавать сама себе вопросы и придумывать разные забавные ответы. Однажды бледно-серым, мокрым осенним днём сидела Анечка на подоконнике и смотрела в окошко. Уныло капал дождик, вечер качал раздетые деревья и только воробьи будто бы и не замечали грусти этого дня - летали на перегонки, весело щебетали и даже не мёрзли.
- Интересно, - подумала Аня, - а птицы когда-нибудь грустят? Они умеют думать, радоваться, мечтать? И как это когда ты такой маленький, а мир вокруг такой большой? Побыть бы хотя бы денёк воробушком - полетать, почирикать, наверное, это действительно очень весело. И только Аня так подумала, как вдруг мир вокруг неё закрутился-завертелся и стал мгновенно увеличиваться в размерах. Или это Аня стала уменьшаться.. Ещё минутка и в форточку выпорхнул маленький, пушистый комочек цвета осеннего дождя. То ли Ане показалось, то ли это правда всё случилось с ней, но она ощущала, что на самом деле летает и такой большой-большой мир вокруг неё принадлежит ей целиком. Как же тут не радоваться, когда НЕБО - ТВОЁ, ЗЕМЛЯ ВНИЗУ - ТВОЯ, СВОБОДА И РАДОСТЬ ПОЛЁТА В ТВОИХ КРЫЛЬЯХ. И пусть ты такой маленький, но кажется, что всё, что хочешь, тебе подвластно. Ведь ты летаааааааешь... Оказывается, осень совсем не унылая и дождь вовсе не противный - это просто время года, подготовка ко сну. Есть время для солнца, есть время для дождей, время для снега, для цветения - для всего-всего есть время. Это просто есть- не плохо и не хорошо. И не стоит об этом печалиться. Дождь - это только дождь. А грусть - грусть не в природе, грусть в душе. Так же как и радость. Как всё оказывается понятно и просто, - подумала Аня-воробушек. Как просто радоваться, если хочешь радоваться. Она гоняла на перегонки со стайкой других воробьёв, клевала зёрнышки на дорожке рядом с булочной, сало, заботливо прикреплённое чьими-то добрыми руками к ветвям дерева, грелась на чердаке под крышей высотного дома и снова летала-летала-летала... Как здорово, - размышляла она, - просто быть здоровой, сытой, свободной. Как сильно всё усложняют люди. А мечтать... да... мы - птицы не мечтаем. Мечты - это то, что тебе недостаёт и ты хочешь, чтоб это принадлежало тебе. А у нас... у птиц... всё есть. Вот НЕБО, вот ЗЕМЛЯ, вот ЦЕЛЫЙ МИР - это и так уже слишком много и слишком прекрасно, чтоб мечтать о чём-то другом. :)

Мир снова закружился, уменьшился (или это увеличился воробушек? ;)), день прошёл, Аня снова стала девочкой Аней (или,может, ей всё просто приснилась?), но за это время девочка поняла для себя нечто очень-очень важное. Полёт и радость не только на кончиках крыльев, полёт - внутри тебя. И настоящее богатство, настоящее счастье - это очень просто. Это жить и ощущать, что владеешь бесценными сокровищами - Небом, Землёй, Миром, собой. И уметь замечать то хорошее, что есть у тебя каждый день в твоей жизни. И тогда даже осень окажется не выцвевшей картиной за окошком, а просто осенью. А грусть, если и постучится в сердце, будет светлой и лёгкой, как маленькое облачко, уплывающее за горизонт за нашими мечтами.

Индийская сказка

Жили да были воробей с воробьихой, и жил-был царь. Построили воробей и воробьиха гнездо в царском дворце. Царь жил в покоях, а воробей с воробьихой — в своем гнезде.
Вот раз царь нарядился в новое платье — надумал в гости пойти. Только дошел до двери, а воробей возьми да и урони каплю. Белая капля упала прямо на царя и запачкала его новое платье. Разгневался он. Позвал слугу и говорит:
— Сейчас же поймай воробья с воробьихой и посади их в клетку.
Воробьиху-то слуга поймал, а воробей вспорхнул да и был таков.
Прилетел воробей к плотнику, просит:
— Плотник, плотник! Сделай мне тележку на восьми колесах. Царь посадил в клетку мою воробьиху. Я поеду с ним воевать.
Плотник сделал маленькую тележку на восьми колесах. Воробей запряг в нее мышку и поехал воевать с царем. Едет он, едет, видит — лежит на дороге иголка.
— Братец воробей! Братец воробей! Ты куда едешь? — спрашивает иголка.
Отвечает воробей:
Я воробей, я воробей,

Еду я с царем воевать —
Он мою воробьиху поймал.

— Поедем.
Забралась остроносая иголка на тележку. Воробей вожжами потряхивает, мышку погоняет. Мышка бежит, изо всех сил старается. Быстро катится тележка.
Едут они, едут, а навстречу им скорпион.

— Братец воробей! Братец воробей! Ты куда едешь? — спрашивает.
А воробей ему:
Я воробей, я воробей,
Видишь, мышку в тележку запряг:
Еду я с царем воевать —
Он мою воробьиху поймал.
— И я с тобой, братец воробей.
— Поедем.
Поднял скорпион свой хвост с ядовитым жалом и влез к воробью в тележку. Воробей мышку погоняет. Мышка бежит быстро-быстро.
Едут они, едут, смотрят — лежат веревка и палка.
— Братец воробей! Братец воробей! Ты куда собрался? — спрашивают веревка и палка.
А воробей им в ответ:
Я воробей, я воробей,
Видишь, мышку в тележку запряг:
Еду я с царем воевать —
Он мою воробьиху поймал.
— И мы с тобой, братец воробей.
— Поедем.
Вот и собралось у воробья по дороге целое войско. Ехали они, ехали и подъехали к царскому дворцу, когда стало совсем темно. Остановил воробей тележку позади дворца. Царя дома не было. Воробей с друзьями тихонько прокрались в комнату к царю. Иголка спряталась у него в постели. Скорпион влез на столик, где стояла свеча. Веревка и палка притаились у двери. Сам воробей забрался под карниз. А мышка осталась сторожить у тележки.

Царь скоро вернулся. Умылся, сел ужинать. Ему и невдомек, какое войско забралось к нему во дворец.

Пошел царь спать. А иголка его давно дожидается. Лег он в постель — она как примется колоть его спину. Закричал царь, вскочил. Хочет свечку зажечь — посмотреть, что это колется в постели.

А у свечки сидел скорпион. Только протянул царь руку, скорпион его и ужалил.

Заголосил царь от страха:
— Батюшки! Умираю! Меня скорпион укусил! Бросился царь вон из комнаты. А у двери его поджидали
веревка и палка. Веревка опутала царя, а палка принялась его колотить. Кричит царь что есть мочи:
— Помогите! Помогите! Помогите хоть кто-нибудь! Воробей сверху смотрел, смотрел на все, что творилось, а как
запросил царь помощи, слетел к нему, остановил палку и говорит:

— Царь! Я воробей. Со мной мое войско. Говори, отпустишь мою воробьиху? Или тебе еще мало попало?

Взмолился царь, стал просить у воробья прощенья. Веревка освободила царя, и он выпустил воробьиху.

Воробей Воробеич и Ерш Ершович жили в большой дружбе. Каждый день летом Воробей Воробеич прилетал к речке и кричал:
– Эй, брат, здравствуй!.. Как поживаешь?
– Ничего, живем помаленьку, – отвечал Ерш Ершович. – Иди ко мне в гости. У меня, брат, хорошо в глубоких местах… Вода стоит тихо, всякой водяной травки сколько хочешь. Угощу тебя лягушачьей икрой, червячками, водяными козявками…
– Спасибо, брат! С удовольствием пошел бы я к тебе в гости, да воды боюсь. Лучше уж ты прилетай ко мне в гости на крышу… Я тебя, брат, ягодами буду угощать, – у меня целый сад, а потом раздобудем и корочку хлебца, и овса, и сахару, и живого комарика. Ты ведь любишь сахар?
– Какой он?
– Белый такой…
– Как у нас гальки в реке?
– Ну вот. А возьмешь в рот – сладко. Твою гальку не съешь. Полетим сейчас на крышу?
– Нет, я не умею летать, да и задыхаюсь на воздухе. Вот лучше на воде поплаваем вместе. Я тебе всё покажу…
Воробей Воробеич пробовал заходить в воду, – по колена зайдет, а дальше страшно делается. Так-то и утонуть можно! Напьется Воробей Воробеич светлой речной водицы, а в жаркие дни покупается где-нибудь на мелком месте, почистит перышки и опять к себе на крышу. Вообще жили они дружно и любили поговорить о разных делах.
– Как это тебе не надоест в воде сидеть? – часто удивлялся Воробей Воробеич. – Мокро в воде, – еще простудишься…
Ерш Ершович удивлялся в свою очередь:
– Как тебе, брат, не надоест летать? Вон как жарко бывает на солнышке: как раз задохнешься. А у меня всегда прохладно. Плавай себе, сколько хочешь. Небойсь летом все ко мне в воду лезут купаться… А на крышу кто к тебе пойдет?
– И еще как ходят, брат!.. У меня есть большой приятель – трубочист Яша. Он постоянно в гости ко мне приходит… И веселый такой трубочист, – всё песни поет. Чистит трубы, а сам напевает. Да еще присядет на самый конек отдохнуть, достанет хлебца и закусывает, а я крошки подбираю. Душа в душу живем. Я ведь тоже люблю повеселиться.
У друзей и неприятности были почти одинаковые. Например, зима: как зяб бедный Воробей Воробеич! Ух, какие холодные дни бывали! Кажется, вся душа готова вымерзнуть. Нахохлится Воробей Воробеич, подберет под себя ноги да и сидит. Одно только спасение – забраться куда-нибудь в трубу и немного погреться. Но и тут беда.
Раз Воробей Воробеич чуть-чуть не погиб благодаря своему лучшему другу – трубочисту. Пришел трубочист да как спустит в трубу свою чугунную гирю с помелом, – чуть-чуть голову не проломил Воробью Воробеичу. Выскочил он из трубы весь в саже, хуже трубочиста, и сейчас браниться:
– Ты это что же, Яша, делаешь-то? Ведь этак можно и до смерти убить…
– А я почем же знал, что ты в трубе сидишь!
– А будь вперед осторожнее… Если бы я тебя чугунной гирей по голове стукнул, – разве это хорошо?
Ершу Ершовичу тоже по зимам приходилось несладко. Он забирался куда-нибудь поглубже в омут и там дремал по целым дням. И темно, и холодно, и не хочется шевелиться. Изредка он подплывал к проруби, когда звал Воробей Воробеич. Подлетит к проруби воды напиться и крикнет:
– Эй, Ерш Ершович, жив ли ты?
– Жив… – сонным голосом откликается Ерш Ершович. – Только всё спать хочется. Вообще скверно. У нас все спят.
– И у нас тоже не лучше, брат! Что делать, приходится терпеть… Ух, какой злой ветер бывает!.. Тут, брат, не заснешь… Я всё на одной ножке прыгаю, чтобы согреться. А люди смотрят и говорят: «Посмотрите, какой веселенький воробушек!» Ах, только бы дождаться тепла… Да ты уж опять, брат, спишь?..
А летом опять свои неприятности. Раз ястреб версты две гнался за Воробьем Воробеичем, и тот едва успел спрятаться в речной осоке.
– Ох, едва жив ушел! – жаловался он Ершу Ершовичу, едва переводя дух. – Вот разбойник-то!.. Чуть-чуть не сцапал, а там бы – поминай как звали.
– Это вроде нашей щуки, – утешал Ерш Ершович. – Я тоже недавно чуть-чуть не попал ей в пасть. Как бросится за мной, точно молния! А я выплыл с другими рыбками и думал, что в воде лежит полено, а как это полено бросится за мной… Для чего только эти щуки водятся? Удивляюсь и не могу понять…
– И я тоже… Знаешь, мне кажется, что ястреб когда-нибудь был щукой, а щука была ястребом. Одним словом, разбойники…

II
Да, так жили да поживали Воробей Воробеич и Ерш Ершович, зябли по зимам, радовались летом; а веселый трубочист Яша чистил свои трубы и попевал песенки. У каждого свое дело, свои радости и свои огорчения.
Однажды летом трубочист кончил свою работу и пошел к речке смыть с себя сажу. Идет да посвистывает, а тут слышит – страшный шум. Что такое случилось? А над рекой птицы так и вьются: и утки, и гуси, и ласточки, и бекасы, и вороны, и голуби. Все шумят, орут, хохочут – ничего не разберешь.
– Эй, вы, что случилось? – крикнул трубочист.
– А вот и случилось… – чиликнула бойкая синичка. – Так смешно, так смешно!.. Посмотри, что наш Воробей Воробеич делает… Совсем взбесился.
Синичка засмеялась тоненьким-тоненьким голоском, вильнула хвостиком и взвилась над рекой.
Когда трубочист подошел к реке, Воробей Воробеич так и налетел на него. А сам страшный такой: клюв раскрыт, глаза горят, все перышки стоят дыбом.
– Эй, Воробей Воробеич, ты это что, брат, щумишь тут? – спросил трубочист.
– Нет, я ему покажу!.. – орал Воробей Воробеич, задыхаясь от ярости. – Он еще не знает, каков я… Я ему покажу, проклятому Ершу Ершовичу! Он будет меня поминать, разбойник…
– Не слушай его! – крикнул трубочисту из воды Ерш Ершович. – Все-то он врет…
– Я вру? – орал Воробей Воробеич. – А кто червяка нашел? Я вру!.. Жирный такой червяк! Я его на берегу выкопал… Сколько трудился… Ну, схватил его и тащу домой, в свое гнездо. У меня семейство, – должен я корм носить… Только вспорхнул с червяком над рекой, а проклятый Ерш Ершович, – чтоб его щука проглотила! – как крикнет: «Ястреб!» Я со страху крикнул, – червяк упал в воду, а Ерш Ершович его и проглотил… Это называется врать?! И Ястреба никакого не было.
– Что же, я пошутил, – оправдывался Ерш Ершович. – А червяк действительно был вкусный…
Около Ерша Ершовича собралась всякая рыба: плотва, караси, окуни, малявки – слушают и смеются. Да, ловко пошутил Ерш Ершович над старым приятелем! А еще смешнее, как Воробей Воробеич вступил в драку с ним. Так и налетает, так и налетает, а взять ничего не может.
– Подавись ты моим червяком! – бранился Воробей Воробеич. – Я другого себе выкопаю… А обидно то, что Ерш Ершович обманул меня и надо мной же еще смеется. А я его еще к себе на крышу звал… Хорош приятель, нечего сказать. Вот и трубочист Яша то же скажет… Мы с ним тоже дружно живем и даже вместе закусываем иногда: он ест – я крошки подбираю.
– Постойте, братцы, это самое дело нужно рассудить, – заявил трубочист. – Дайте только мне сначала умыться… Я разберу ваше дело по совести. А ты, Воробей Воробеич, пока немного успокойся…
– Мое дело правое, – что же мне беспокоиться! – орал Воробей Воробеич. – А только я покажу Ершу Ершовичу, как со мной шутки шутить…
Трубочист присел на бережок, положил рядом на камешек узелок со своим обедом, вымыл руки и лицо и проговорил:
– Ну, братцы, теперь будем суд судить… Ты, Ерш Ершович, – рыба, а ты, Воробей Воробеич, – птица. Так я говорю?
– Так! так!.. – закричали все: и птицы и рыбы.
– Будем говорить дальше. Рыба должна жить в воде, а птица – в воздухе. Так я говорю? Ну, вот… А червяк, например, живет в земле. Хорошо. Теперь смотрите…
Трубочист развернул свой узелок, положил на камень кусок ржаного хлеба, из которого состоял весь его обед, и проговорил:
– Вот, смотрите: что это такое? Это – хлеб. Я его заработал, и я его съем; съем и водицей запью. Так? Значит, пообедаю и никого не обижу. Рыба и птица тоже хочет пообедать… У вас, значит, своя пища. Зачем же ссориться? Воробей Воробеич откопал червячка, значит, он его заработал, и, значит, червяк – его…
– Позвольте, дяденька… – послышался в толпе птиц тоненький голосок.
Птицы раздвинулись и пустили вперед Бекасика-песочника, который подошел к самому трубочисту на своих тоненьких ножках.
– Дяденька, это неправда.
– Что неправда?
– Да червячка-то ведь я нашел… Вон спросите уток, – они видели. Я его нашел, а Воробей налетел и украл.
Трубочист смутился. Выходило совсем не то.
– Как же это так?.. – бормотал он, собираясь с мыслями. – Эй, Воробей Воробеич, ты это что же, в самом деле, обманываешь?
– Это не я вру, а Бекас врет. Он сговорился вместе с утками…
– Что-то не тово, брат… гм… да! Конечно, червячок – пустяки; а только вот нехорошо красть. А кто украл, тот должен врать… Так я говорю? Да…
– Верно! Верно!.. – хором крикнули опять все. – А ты все-таки рассуди Ерша Ершовича с Воробьем Воробеичем. Кто у них прав?.. Оба шумели, оба дрались и подняли всех на ноги.
– Кто прав? Ах вы, озорники, Ерш Ершович и Воробей Воробеич!.. Право, озорники. Я обоих вас и накажу для примера… Ну, живо миритесь, сейчас же!
– Верно! – крикнули все хором. – Пусть помирятся…
– А Бекасика-песочника, который трудился, добывая червячка, я накормлю крошками, – решил трубочист. – Все и будут довольны…
– Отлично! – опять крикнули все.
Трубочист уже протянул руку за хлебом, а его и нет. Пока трубочист рассуждал, Воробей Воробеич успел его стащить.
– Ах, разбойник! Ах, плут! – возмутились все рыбы и все птицы.
И все бросились в погоню за вором. Краюшка была тяжела, и Воробей Воробеич не мог далеко улететь с ней. Его догнали как раз над рекой. Бросились на вора большие и малые птицы. Произошла настоящая свалка. Все так и рвут, только крошки летят в реку; а потом и краюшка полетела тоже в реку. Тут уж схватились за нее рыбы. Началась настоящая драка между рыбами и птицами. В крошки растерзали всю краюшку, и все крошки съели. Как есть ничего не осталось от краюшки. Когда краюшка была съедена, все опомнились и всем сделалось совестно. Гнались за вором Воробьем да по пути краденую краюшку и съели.
А веселый трубочист Яша сидит на бережку, смотрит и смеется. Уж очень смешно всё вышло… Все убежали от него, остался один только Бекасик-песочник.
– А ты что же не летишь за всеми? – спрашивает трубочист.
– И я полетел бы, да ростом мал, дяденька. Как раз большие птицы заклюют…
– Ну, вот так-то лучше будет, Бекасик. Оба остались мы с тобой без обеда. Видно, мало еще поработали…
Пришла Аленушка на бережок, стала спрашивать веселого трубочиста Яшу, что случилось, и тоже смеялась.
– Ах, какие они все глупые, и рыбки и птички. А я бы разделила всё – и червячка и краюшку, и никто бы не ссорился. Недавно я разделила четыре яблока… Папа приносит четыре яблока и говорит: «Раздели пополам, – мне и Лизе (сестра писателя)». Я и разделила на три части: одно яблоко дала папе, другое – Лизе, а два взяла себе.